Как признаётся кемеровчанин, на фронт уходил с одной мечтой: дойти до Берлина и отомстить Гитлеру за свой испорченный день рождения. В преддверии празднования Дня Победы Ярослав Маркович вспоминает о боях, окопах, баланде с песком и полевых цветах – о радостях и разочарованиях от Победы.
Танки и подснежники
Наталья Исаева, «АиФ – Кузбасс»: Ярослав Маркович, война началась в день вашего рождения, вам исполнилось 15 лет. Где она вас застала?
| Ярослав Панчишин |
Ярослав Панчишин: О том, что война уже началась, я даже не подозревал. Собрал в 10 часов утра своих одноклассников, пригласил нашего командира топографической партии, и все вместе мы пошли на крутой берег Днестра праздновать мой «юбилей». Помню, я был в новом парусиновом костюме (мама сшила специально для праздника), в руках я нёс трёхлитровую банку морса. Только расположились на поляне, как вдруг к нам подходят пограничники с пистолетами и штыками, отводят в сторонку командира, что-то говорят… Александр Павлович, перепуганный, возвращается к нам, велит собирать вещи и скорее бежать домой.
Вдруг небо потемнело, послышался страшный гул и появились самолёты с длинными крыльями и чёрными крестами. Посыпались бомбы, нас волной прижало к земле, засыпало камнями и осколками. Помню, стоим потом, все в крови… А я, мальчишка, готов заплакать из-за испорченного костюма. Гитлер был первым, кто «поздравил» меня с юбилеем и сделал «подарок». Тогда я поклялся дойти до Берлина и сказать ему за это «спасибо». Тогда и в голову не приходило, что меня могут убить. Долго потом не праздновал свой день рождения, а потом подумал: мы же победили!
В армию меня призвали через два года, когда мне исполнилось 17 лет. Сначала, как положено, школа молодого бойца, подготовка. Поднять по тревоге могли в любое время. Питание было скудное: кипяток с сухариками, ломтик хлеба с кусочком селёдки, два кусочка сахара. Иногда варили картошку (если находили на поле во время учений) и перловую кашу.
– Настоящая война для вас началась на 1-м Белорусском фронте. Службу начали в стрелковой дивизии пулемётчиком. Какими были первые дни на поле боя? На каком расстоянии было видно врага?
– До Белоруссии ехали почти пять суток, только ночами. Ночью же высадились где-то в районе Могилёва. Нас поместили в готовые окопы и пообещали скорый ужин. Но вдруг сильный фашистский налёт… Много новобранцев погибло. У меня, видимо, ангел хранитель сильный.
Несмотря на то, что окончил танковые курсы, сначала определили меня в миномётчики, даже доверили специальный прибор для наведения огня. Когда стреляешь беглыми, надо мины помещать в миномёт через каждую минуту. И вот однажды заряжающий второпях опустил мину не стабилизатором вниз, как положено, а взрывателем. Должно было всё взорваться. Бойцы кинулись по окопам. А я не видел, что произошло, за прибором же следил, и остался с агрегатом. И снова мне повезло. Не взорвалось! Через некоторое время все вышли. Прибежали офицеры, командир взвода, командир батальона. Ведь о ЧП уже стало известно. Теперь же надо её как-то извлечь. Одно неловкое движение – и всё взлетит. Выше-выше трубу поднимаешь, чтобы мина скользяще вышла, а там уже её бойцы с протянутыми руками ловят.
На каком расстоянии врага видать?.. По-разному бывало. Когда стояли под Сандомиром, немцы были на другом берегу Вислы, где-то в 80-100 метрах от нас. Мы даже перекрикивались. Помню, это был февраль, а в Польше уже весна почти! Подснежники цветут, всё благоухает, аромат такой! А мы мечтаем сорвать цветов и в конвертике домой послать. Вскакиваю и бегом к цветам. Как начали по мне из пулемётов бить. Упал, землёй засыпало. Фашисты решили, что убили и перестали стрелять, а до цветов – метров пять всего. Вскакиваю и снова бегу. А мне с того берега кричат по-немецки, мол, бери цветы, стрелять не будем. И, правда, до окопа дошёл выпрямившись.
Второй «подарок» от фюрера
– Каким был военный быт? Что делали с утра, днём, вечером? Какой была одежда? Снабжение, посылки?
– Представьте: вы круглые сутки находитесь на улице. Независимо от дождя, ветра, мороза. Нет никакой возможности погреться. Это весь военный быт. Утром, днём, вечером, ночью – всегда. Ночью, если была возможность, спали в окопе. Прикрывали его чем-нибудь. Вот однажды меня как самого молодого отправили найти, чем закрыть окоп. Смотрю: доски лежат, а среди них – дверь. Возвращаюсь с ней к окопу, а немец палит в меня. Но снова мне повезло.
Никакой тёплой одежды и обуви у нас практически не было, только шинель и кирзовые сапоги. Если что-то удавалось найти тёплое, то брали и надевали под шинель. Ноги замерзали так, что невозможно их было оторвать от обуви. Но об этом на фронте не думаешь. Так же, как и о скудности еды. Помню, мы стояли в Польше. Песок кругом. Копаешь окоп, а он осыпается. Ветер чуть дунет, так полные рот и уши песка. Пока чашка с баландой до тебя дойдёт, в ней половина песка будет. Приходилось есть. А если того, кто несёт обед, убьют, то остаёшься голодным. Справлялись. Думать о таких трудностях на войне непочётно. Это разлагает. Мы верили в Победу, приближали её, на неё все силы направляли.
Посылок не получали. Помню, когда нам объявили о Победе, мы, солдаты, пошли по Рейхстагу. Увидели высокое здание – склады. Замок взорвали, зашли, а там полки посылками заставлены, со всего мира. Аккуратные коробки по пять килограммов для немецких солдат. Принесли мы коробки своим, вскрыли. Первое, что увидели – шариковые ручки и белоснежная нейлоновая бумага. Сразу письма домой написали, что победили, живы, скоро вернёмся домой. Дальше в посылках носки, платки, даже нитки и пуговицы. И обязательно по две-три бутылки шнапса. Если посылка из Америки – виски, Англии – джин, Франции – ром.
Автограф на Рейхстаге
– Вы участвовали в штурме Берлина, были одним из первых очевидцев Победы. Что вы увидели, когда вошли в город? Как встретили Победу?
– Сразу бросилось в глаза: везде асфальт, нет ни одного переезда через железную дорогу, телеграфных столбов вдоль дорог, дома в основном целёхонькие. Вошли в Германию рано. Первым нас встретил сонный посёлок. Люди испуганные, спросонья, выходили из своих домов… Такие же старики, как наши. Такие же дети. Вся ненависть пропала. В Берлин мы вошли вечером, ждали утра. Помню, налетели американские самолёты. Бомбы, ракеты, спрятаться и окопаться негде. Свои же союзники могли тебя ухлопать.
Когда 8 мая объявили Победу, мы бросились к стенам Рейхстага и расписали их. Потом начали стрелять в воздух. Бахали так, что земля сотрясалась. Казалось бы, мечта сбылась. Вот Берлин, Победа, Рейхстаг. Но конвульсий Гитлера так и не увидел… Я был даже разочарован.
После праздничного обеда нас отвезли за город. Какая там красота! Всё цветёт и благоухает. Нетронутая природа. Разместили нас в виллы. В 11 часов вечера объявили отбой. Мы думали, утром домой. Но в три часа ночи тревога, снова по машинам. По дороге узнали, что в Чехословакии группировка немцев объявилась - надо добивать. Стало не по себе, ведь домой уже письма отправили. А тут получается, что можем и не вернуться живыми. Скребло на душе.
– В 2015 г. вы попали на Парад Победы в Москву, даже пообщались с президентом. О чём разговаривали с Владимиром Путиным? Повстречались ли с боевыми товарищами?
– Владимиру Владимировичу вручил книгу: «Мы победили. Живые воспоминания участников боёв». Я был её создателем, собрал в сборник воспоминания своих сослуживцев. На параде встретился с двумя однополчанами, чему был очень рад. Мы с ними всегда поддерживаем связь, переписываемся, созваниваемся.
В Кремле мы сидели за одним столом, фронтовики и президент. Вспомнили войну, боевых товарищей. С Путиным я говорил по-немецки. Поблагодарил за то, что позволил нашему губернатору участвовать в выборах. И поразительная вещь: не почувствовал оторопи. Президент оказался настолько простым и человечным.