Директор Кемеровского театра для детей и молодёжи Григорий Забавин рассказал читателям «АиФ-Кузбасс» о том, как находить общий язык с подростками, почему охламоны плачут и о том, что он думает о современной драматургии.
Телеграмма в зрительный зал
Анна Резвова, «АиФ-Кузбасс»: Театр для детей и молодёжи. Кажется, что аудитория определена: дети и молодёжь. Так ли это? На какого зрителя вы сегодня ориентируетесь?
Григорий Забавин: Я 14 лет (скоро 15 уже) директор, мы много ездим, я знаком с большей частью своих коллег – директорами ТЮЗов России. Во многих городах Театры юного зрителя – это настоящие ТЮЗы, т. е. театры, в которые не ходят взрослые или ходят очень редко. Эти театры работают как раз с детской и подростковой аудиториями. От этого, на мой взгляд, большое количество корневых проблем: проблемы с творческим ростом, сохранением состава: артисты хотят самовыражения, а самовыразиться в «Золушке» трудно и т. д.
Наш театр пошёл по другому пути. Безусловно, изрядную долю репертуара составляют спектакли детские, но и в детских постановках мы находим возможность что-то важное сообщить зрителю, какую-то, что я называю, телеграмму в зрительный зал отправить. Многие наши детские спектакли побывали на разных фестивалях – это «Волшебное кольцо», которое стало лауреатом «Арлекина» и «Что случилось с крокодилом», который побывал и на «Арлекине», и на «Золотой маске», и в Берлине, и в Китае.
Когда наш главный режиссёр Ирина Николаевна Латынникова ставит детский спектакль, она не относится к этому, как говорит критик Олег Семёнович Лоевский, как к «кормовому» спектаклю: пионер сопливый, а рубль в кассу несёт. Нет, она старается что-то зрителю, даже ребёнку, сообщить. Вот эта формула мне кажется правильной: хороший детский спектакль и взрослому интересен. Не потому, что он умиляется, как его дитё радуется, и не потому, что он сам радуется своему возвращению в детство (хотя у нас есть такая акция «Билет в детство», когда взрослые люди покупают билеты на детские спектакли), а именно потому, что он находит в спектакле важные для себя смыслы.
Поэтому я не считаю театр для детей и молодёжи, театр юного зрителя театрами с ограниченной аудиторией. Тем более если с понятием ребёнка вполне всё понятно, то с понятием молодёжи ничего не ясно. Понятие «молодёжь» психологическое, а не возрастное. Я вижу 16-летних «стариков», пресытившихся жизнью, мало чем интересующихся, тыкающих в свой смартфон зачастую совершенно бесцельно, занимающихся интернет-сёрфингом. И в то же время я вижу, как старички со скандинавскими палками ходят по паркам, танцуют летом в этих парках, поют в ветеранском хоре, у них не какие-то стариковские посиделки, а совершенно молодёжные тусовки. Я вижу любознательных, интересующихся пожилых «молодых» людей. Поэтому возрастной диапазон театра для детей и молодёжи - от трёх до 83-х. Конкретно наш театр существует с прицелом на людей, как бы точнее сказать, живых, любознательных, неуспокоенных.
Когда театр берёт за душу?
- ТЮЗы изначально образовывались для того чтобы в какой-то степени воспитать нового зрителя… Получается?
- Тяжёлое наследие советского режима. Это как октябрёнок-пионер-коммунист: вот сначала ребёнка ведут в кукольный театр, потом в ТЮЗ, а вот потом зритель дорастает до серьёзных театров. Мне кажется, в сегодняшней театральной реальности России это уже какая-то глупость. Стоит заглянуть в Красноярский ТЮЗ или РАМТ, чтобы понять, что это не так.
- Конечно, театры юного зрителя сегодня работают зачастую с той же аудиторией, что и, например, театры драмы. Вопрос в другом: если возвращаться к вот этой первоначальной функции воспитания, поиска подхода к новому зрителю, то сегодня, когда вы говорите, что 16-летние залипают в телефонах, то это и есть тот новый зритель. И главные надежды возлагаются на ТЮЗ, как на тот театр, с которым впервые встретится эта аудитория, если встретится вообще. Как вы сейчас работаете с молодым поколением, ищете к ним подход?
- Я глубоко убеждён, что с ними не нужно заигрывать. Со зрителями вообще неправильно заигрывать, и со взрослыми не нужно. В театрах часто это делают, ставя спектакли якобы на потребу этого зрителя, по сути же, идя у него на поводу. Мне кажется, это принципиально неверно, в том числе неверно по отношению к подросткам. Недавно прочитал интересную мысль, что современные подростки читают букв за день больше, чем мы в своё время. Я сначала не поверил, а потом поразмыслил и понял, что это очень может быть так. Вопрос в качестве того, что они читают. Мне кажется, что сегодняшний подросток крайне эрудирован, он современный молодой человек, он не станет притворяться, если только не заставить его это делать. Но вот Высоцкий пел: «Нужные книги ты в детстве читал?» Современные подростки не читали нужных книг, у них маленький опыт сопереживания, душа не развита. И вот тут-то театр может помочь этому зрителю и поймать его на свои правильные «крючки».
Мы говорим про театр честный, настоящий, не занудный, не назидательный, а театр, общающийся на равных. Не на его языке - терпеть не могу спектакли с подростковым сленгом. Во-первых, потому что подростки так не разговаривают - это псевдо, во-вторых, сами подростки этого чураются - они же понимают, что в театр пришли. Подросток ничем не отличается от взрослого зрителя - его можно взять чем-то настоящим.
В нашем театре идёт спектакль «Возвращение» по Платонову. Не могу сказать, что это очень подростковый материал, но главный герой там подросток. Я много раз видел, как ребята, совершеннейшие «охламоны», приходят на этот спектакль со школы, они продолжают веселиться, «гикать», «гэкать», тыкаются в телефоны - всё понятно. К ним всегда перед спектаклем выходит наш главный режиссёр и как-то очень с ними спокойно разговаривает. А вообще, кажется, с подростками совсем никто не разговаривает. Родители заняты своими делами, школа занята выполнением планов, проверкой знаний. И друг с другом они толком не разговаривают, в основном переписываются. И вот с ними начинают очень спокойно говорить о том, что такое театр, а потом о том, что такое война.
И ведь сегодняшнему подростку порой кажется, что это Великая Отечественная - это перевёрнутая страница истории, в силу очень формального отношения к этой теме, в том числе в школе, и иногда даже на государственном уровне, а это же такая не отжитая на самом деле нашей страной боль. И вот с детьми говорит главный режиссёр, они ненадолго притихают. Свет гаснет, они снова чувствуют радость, волю, но на протяжении этого спокойного, негромкого спектакля в зале постепенно устанавливается тишина. Потом звенящая тишина. А в финале я вижу, что половина зала плачет.
Мне кажется, что по отношению к подросткам правильной является попытка выдернуть их из холодной, какой-то раздёрганной реальности, где они не могут найти себе места, не идентифицируя себя с этой реальностью, сторонясь её. И вот театр за душу их берёт. Мне кажется, эти моменты ценны - и для них, и для театра.
- А насколько вообще полезны эти походы в театр классом?
- Конечно, совершенно очевидно, что поход классом, школой хуже, чем посещение театра с родителями. Я всегда радуюсь, когда родители с детьми выходят со спектакля и начинают разговаривать. Семейный поход в театр - это хороший повод для какого-то позитивного общения. И родителям надо не упускать эту возможность - и по дороге домой, и в маршрутке, и дома перед сном имеет смысл всё это обсудить и закрепить эти впечатления. В спектаклях есть зерно, хорошо его вместе с ребёнком осознать. Думаю, что ребёнок это запомнит. К сожалению, в городе Кемерово серьёзной театральной культуры нет, нет понимания, как важно водить ребёнка в театр, делать это не просто «вот 200 рублей - сходи в театр», а посещать театр всей семьёй. Мы стараемся прививать эту культуру как можем.
Дети, конечно, в большинстве случаев ходят классами, здесь тоже не всё однозначно. Жутко меня раздражает, я расстраиваюсь, когда учителя оставляют детей в зале, а сами идут в буфет. Они этим активно демонстрируют, как это ненужно, как это недостойно их внимания, и дети это считывают. Поэтому мы всегда очень просим учителей остаться в зрительном зале, посмотреть вместе с детьми спектакль, ведь классный руководитель, учитель, особенно если это учитель русского и литературы, мог бы потом обсудить это всё, найти повод для диалога на уроке литературы или вне урока. Некоторые учителя это, к счастью, понимают.
Не такое близкое, как казалось
- Тогда возникает вопрос о материале для постановок. Где театр для детей и молодёжи, в частности кемеровский, ищет темы? Достаточно ли сегодня актуальных драматургических текстов, современных драматургов, которые пишут для подростков? И пишут ли они для реальной или всё-таки стереотипной аудитории?
- Это, наверное, самый главный и самый сложный сегодня вопрос. С материалом действительно проблема большая, серьёзная. У нас есть спектакль по пьесе «Контакт» о подростках в социальных сетях. Он аккуратный, там какой-то хороший разговор о современном подростке. Но я не сторонник, честно говоря, чтобы для подростков брать близкое им. Притом, что театр, как правило, ошибается при выборе того, что «близко им», идёт по пути наименьшего сопротивления, работая, повторюсь, с пьесами со сленгом. Надо смотреть в суть материала. Нам повезло с нашим главным режиссёром, который очень точно чувствует какие-то боли и взрослых, и детей. Ирина Николаевна много общается с подростками. У неё есть курс, студенты, ребята совсем молодые - 18-19 лет. И ей удаётся находить материал, который «попадает». Но современная драматургия, конечно, тоже должна быть в репертуаре.
- Сегодня этому вопросу ведь уделяют большое внимание, в том числе власть. Конкурсы, лаборатории драматургии для детей и подростков. Это даёт какие-то результаты?
- Я даже не знаю, в чём проблема. Может быть, школа потеряна. Кто-то хорошо сказал, что в современных пьесах очень много интересных тем и совсем нет ролей, совсем нет финалов. С другой стороны, театр не должен поучать, не факт, что в конце басни должна быть мораль. Но всё равно артистам и режиссёру должно быть что сказать. Актуальная тема должна быть хорошо проработана. Актуальных тем масса, современная драматургия ими наполнена, но нечего играть.
- Может быть, проблема в том, что между драматургами и театром нет прямого диалога, например?
- Может быть, потому что эти драматурги сами недавно были подростками и чего-то не схватили…Не знаю, у меня нет ответа. Но мы пока удачного современного драматургического материала, чтобы сказать «ну вот же», не находим.
На что клюёт зритель?
- Есть мнение, что для нового поколения с клиповым сознанием нужен другой театр. Сейчас много иммерсивных проектов, когда зритель становится полноценным участником действия, сайт-специфических практик, когда театр осваивает нетеатральные пространства. Смотрит ли ваш театр в эту сторону?
- Да. Театр, который не экспериментирует, не имеет права на существование. Театр должен искать. Вот спектакль «Пьяные» и спектакль «Про любовь и нелюбовь» совсем не классические, не архаичные. Хотя вообще странно разделять классику и эксперимент. Если театр ставит классику и не ищет к ней современный подход, то эта классика мёртвая, такой театр можно закрывать.
Но мне кажется, это ошибочное мнение, что современный подросток клюёт только на современные «изыски», потому что они остаются «изысками». А попав на условно классический, но при этом живой и задевающий его спектакль, подросток будет смотреть его в сто тысяч раз внимательнее, чем самую навороченную, самую экспериментальную постановку. За душу не задело, в сердце не попало. Все сказали: «Прикольно придумано. Ничего не понятно». Театру любопытно, зрителю любопытно. Это всё способствует искусству, но не суть его.
- А что суть искусства?
- Я однажды эту формулу произнёс вслух, думаю, она правильная: театр - это лечебница души. И для артистов, и для зрителей. Зрители приходят в театр душу подлечить.
- У вашего театра сильный лидер…
- Да, Ирина Николаевна - главный режиссёр, художественный руководитель, художественный лидер театра, за ней всегда последнее слово. Наш Чапаев, который ведёт нас в бой.
- При таком сильном лидере ваш театр - это закрытая система для других режиссёров?
- Как сказал про нас театральный критик Татьяна Тихоновец, у нас театр «монастырского типа». Так оно и есть. Но почти ежегодно приглашаем режиссёров на постановку - это разнообразит художественную палитру театра, обогащает артистов впечатлениями, даёт возможность и Ирине Николаевне немножко вздохнуть.
- Театр для детей и молодёжи. Это название вам помогает или мешает? Вы бы хотели его поменять?
- Мне жаль, что многим зрителям кажется, что это детский театр, а значит, к нему, взрослому зрителю, не имеющий отношения. С точки зрения маркетинга трудно до такого зрителя достучаться. А ведь у нас два спектакля 18+, куча спектаклей 16+, многие взрослые зрители после наших спектаклей вечерами долго не могу уснуть.
С другой стороны, мне нравится слово «молодёжь». Многие наши зрители так нас и называют - «Молодёжка». Мне это нравится. Мне кажется это точным - и по отношению к тому составу, который работает в театре, и по отношению к тому драйву творческому, который у нас есть, и по отношению к тем телеграммам, которые мы отправляем в зал. Возможность поменять название, думаю, есть - было бы желание. Пока не хочется. В то же время мне нравится опыт ТЮЗа в Кирове, который после прихода туда режиссёра Бориса Павловича был переименован в Театр на Спасской. При этом улица, на которой расположено здание театра, не Спасская - это старое дореволюционное название. Всё это хорошая история, с ребрендингом. Мы начинали как Театр драмы и комедии для детей и молодёжи на Весенней, но все называли нас «Театр на Весенней». Сейчас наш театр находится на улице с красивым названием Арочная, поэтому, возможно, когда-нибудь мы это используем.
Где будет кемеровская сцена Мариинского театра? 
«Он не меняется». Гришковец - о своем новом романе и родном городе 
Без региональных комплексов. Какова театральная жизнь в Кузбассе? 
Фойе Большого театра в Москве украсила картина юной кемеровчанки 
Финансировать культуру, а не тюрьмы. Зачем театр современным детям?