Кемеровскому зрителю предложили оценить новый для области театральный жанр

«Нищие нищенствуют, воры воруют, гулящие гуляют» – практически по Салтыков-Щедрински (разбудите меня через 100 лет – в России всё так же пьют и воруют) начинается спектакль Кемеровского театра драмы по пьесе Б. Брехта «Трёхгрошовая опера».

Злая опера или доброе кабаре?

Очередную премьеру (уже пятую по счёту) выпустил в нашем театре финский режиссёр Камран Шахмардан в рамках театрального проекта «Кузбасс – Финляндия». Режиссёр увидел наш театр на фестивале в Финляндии и так влюбился в труппу, что каждый год выпускает в Кемерове по премьере.

В репертуарной триаде кемеровской драмы: классика, комедия, эксперимент – Шахмардан уверенно взял в свои руки «классику». Гоголь, Достоевский, Шекспир, Беккет – и вот теперь немецкий драматург ХХ века Бертольт Брехт.

Другое дело, что «большая» классика не всегда по размеру творческим силам нашего театра. Иногда это рубашка на вырост – как, например, шекспировская трагедия «Макбет». При максимальной близости к первоисточнику Шахмардан всегда выбирает какой-либо приём, через который и доносит свою идею зрителям. В «Макбете» – это форма средневекового площадного театра, в «Записках из Мёртвого дома» – кинематографический принцип монтажа, в «Трёхгрошовой опере» выбран жанр театра-кабаре, который диктует свои правила игры.

До Англии нам меньше шага

На сцене петербургский художник Валерий Полуновский выстроил пространство кабаре: живой джаз-оркестр на авансцене, рама из лампочек на фоне белой кирпичной стены, куда проецируются название песен и мест действия, кулис нет, сцена оголена, в глубине сцены стоит вешалка с костюмами. Софиты демонстративно спущены из-под потолка на всеобщее обозрение, лучи фонарей периодически выхватывают зрителей, заставляя чувствовать себя участниками представления. Ведёт действие не заявленный в пьесе персонаж – конферансье (Тимофей Шилов) – пожалуй, лучшая актёрская работа в спектакле.

С подведёнными глазами, в штиблетах на босу ногу и в помятой шляпе, с угловато-кошачьей пластикой он напоминает Гринча–похитителя Рождества или Коровьева из «Мастера и Маргариты» – что-то чертовское. Он изображает то рассказчика, то священника, то судью, относясь к происходящему отстранённо-сакрастически – мол, я-то знаю, чем закончатся все эти песни-танцы.

Драматические артисты попали в непривычную среду – им пришлось много петь и танцевать. «Трёхгрошовая опера» наполнена песнями-зонгами, которые Бертольд Брехт написал при участии композитора Курта Вайля специально для этой пьесы, чтобы вскрыть основной злободневный подтекст произведения. «Опера» по сути является антиоперой: проститутки, воры, убийцы, полицейские, нищие поют о «нравственности», о войне, о правосудии, о плотской любви.

В этих песнях мы безоговорочно узнаём себя: от викторианской Англии до современной России меньше шага в вопросах социального устройства. Потому так бурно зрители реагируют на фразу, повторённую на бис: «Наши судьи неподкупны! Никакие деньги не заставят их вершить правосудие».

Весело о людоедском

Московский хореограф Наталья Каспарова создала красивые массовые танцевальные рисунки: здесь и свинг, и джаз-модерн, и бродвейский джаз. Заявляя жанр кабаре, театр частично снял ответственность за несовершенное пение и танцы – на сцене кабака академичности исполнения не требуется. Однако, как в настоящей опере, половины слов в песнях не разобрать. Пока актёры больше думают над тем, как петь и как двигаться, чем над тем, зачем они это делают.

А потому зритель попадает в ловушку формы весёлого бродвейского мюзикла и бодро подхлопывает солдатской песне со страшными словами: «Если же новая, жёлто-лиловая, Чёрного окраса Нам попадётся раса, То из неё мы сделаем бифштекс. Трам-там». Бродвейская подача, которая в своё время сгубила остроту пьесы Брехта, сыграла злую шутку и с кемеровчанами. По-настоящему пощёчиной общественному вкусу звучит лишь песня-зонг в исполнении Светланы Царёвой. Саркастичный, укоряющий взгляд старой хозяйки борделя направлен прямо в зал: «Сначала дайте нам пожрать немного, А уж потом учите честно жить».

Памятник театру

В кемеровском спектакле нет немецкой жёсткости, грубости и антибуржуазности, он получился скорее лиричным – как тоска о последнем романтике и джентльмене Макхите. Бесстрашный, не бросающий слова на ветер, с широкой натурой и своеобразным благородством, он предпочитает «честную» фомку банковским махинациям, а убийство использованию людей в собственных интересах. Но не о героях лихих 90-х, подобных «бригадиру» Саше Белому, думается, тоскует режиссёр, а об уходящем из современности и со сцены герое: сильном, смелом, свободном, способном отвечать за свои поступки. В белом костюме и перчатках, в котелке и с тростью герой Михаила Быкова выглядит статичным монументом, который все норовят повесить.

Как в Кемерове проходил фестиваль «Кузбасс театральный–2015»

Подробности

«Нам нужны новые формы!» – провозглашает владелец фирмы «Друг нищего» Пичем (Олег Кухарев), изобретая всё новые способы выдавить из людей слезу и деньги. Это и о современном обществе «деловых» мошенников, и о современном театре, где на место героя классического психологического театра стремится суетливый заикающийся пошляк Матиас Монета (Иван Крылов). Но в финале Макхита милует сама королева и ещё дарует ему дворянский титул. Все снова у его ног, и всё идёт своим чередом: нищие нищенствуют, воры воруют, гулящие гуляют.

Злободневный материал вкупе с ярким сценическим воплощением, пением и танцами мог стать мощным высказыванием в театральном пространстве Кузбасса и дать театру хорошую кассу. И, вроде бы, всё для этого есть, но труппа кемеровской драмы находится как будто в плену какой-то непреодолимой ленности. Актёры, за малым исключением, поют и играют в полсилы, а потому прорваться из развлекательного кабаре к антиопере о нашем больном сегодня пока не получается.

Справочно

Композитор – Курт Вайль

Режиссёр – Камран Шахмардан (Финляндия)

Художник – Валерий Полуновский (Санкт-Петербург)

Хореограф – Наталья Каспарова (Москва)

Премьера состоялась в январе 2016 года.