В музее «Красная горка» несколько лет назад появился памятник молодому коногону и шахтёрской лошади. Задумал его поставить именно Михаил Найдов.Музей-заповедник «Красная Горка»
Корреспондент «АиФ – Кузбасс» спросила у самого Героя Кузбасса, только ли в нём было дело и что не так с нынешней экономикой.
Кони своё отработали
Анна Городкова, «АиФ – Кузбасс»: На своём долгом шахтёрском пути в советское время вы были руководителем нескольких кузбасских крайне тяжёлых шахт. Если оглянуться в прошлое сейчас, что для вас как для управленца было самым сложным?
Михаил Найдов
Михаил Найдов: Проблемой было то, что мне приходилось совмещать по несколько должностей и работать на сложных месторождениях угля. Угольные пласты залегают неодинаково (есть крутые пласты под 70-90°, есть наклонные - под 30-40°, есть пологие – до 10-15°). И все они требуют к себе совершенно разного подхода. Сейчас Кузбасс даже отказался от разработки пластов крутого и наклонного падения. За 55 лет я работал на шахтах крутого, наклонного, пологого падения и в шахтостроительстве. Это было очень непростым занятием, ведь знать и понимать угольное хозяйство нужно было от и до. Но я себя считаю состоявшимся горным инженером и организатором угольного производства.
– Вы руководили шахтой «Северной» и вывели оттуда последнего ослепшего коня Рубина. Вы стали двигателем прогресса. Сейчас наши управленцы зачастую стремятся не к передовому, а дешёвому. Может, стоит вернуть коней?
– Кони своё уже отработали, вернуть их можно лишь ради забавы. Объясню, почему «Северная» стала последней шахтой СССР, откуда вывели лошадей. Дело в том, что на втором районе шахты «Северной (бывшая шахта «Центральная», построена в 1918 году) пласты угля были очень опасные, крутые – содержание метана в воздухе превышало допустимые нормы. Применять троллейные электровозы на вентиляционном горизонте было нельзя, поэтому было построено электровозное депо для аккумуляторных электровозов, а коногонов переучили на машинистов электровозов. Так техника заменила лошадей.
– Тогда в чём разница нынешнего и тогдашнего шахтёрского времени? Откуда у вас на переоборудование шахт, благоустройство шахтёрских городов были такие деньги, которых сейчас ни у кого нет?
– В то время себестоимость угля складывалась из зарплаты рабочих, стоимости оборудования и т. д., а отдельной статьёй шли расходы на капитальное строительство крупных объектов, которые покрывали вышестоящие угольные организации, и отчисления с горных выработок на их капремонт. Последние суммы были значительными. Но ремонт капитальных горных выработок нужно было производить всегда, поэтому его я стал проводить за счёт себестоимости угля, а поступающие деньги на капремонт мы тратили на социалку. Например, построили на «Северной» склады для столовой, спортзал, автодорогу, крытую трамвайную остановку, отремонтировали дворец культуры. В Междуреченске построили теплицы и розарий, лыжную базу, стрелковый тир, шахматный клуб, дельтадром, капитально отремонтировали спортзал, дворец культуры, столовую, обустроили дамбу на реке Уса и т. д. Я убеждён, что на всякую социальную и производственную сферу деньги должны всегда находиться. Не нужно стремиться за год решить все проблемы, но их решение нужно закладывать в бюджет постоянно.
Нынешние директора и руководители шахт и разрезов не могут распоряжаться деньгами. Но они должны убеждать собственников, зачастую не специалистов угольной отрасли, что, если не будет хорошего производственного быта и высокой зарплаты, не будет и угля. Собственники должны откладывать деньги, полученные в лучшие времена, в резервные фонды, чтобы использовать их тогда, когда цены на уголь неустойчивы. Когда цена на уголь падает, её несправедливо компенсировать за счёт рабочего класса.
– Также вы руководили междуреченской шахтой им. В. И. Ленина, где сделали рабочим самую высокую зарплату в Кузбассе, обеспечили высокую производительность труда и самую низкую себестоимость угля на уровне разрезов. Как люди работали за повышенную зарплату? На что её тратили горняки?
– Люди стали работать лучше. Простой пример: когда я пришёл на «Ленинку», на ней было 650 прогульщиков. Когда через 7,5 лет я уходил, их уже было 27. Даже если бригада выполняла план и получала за это премию, прогульщик её не получал. С помощью серьёзной дисциплины и благоприятных условий труда (по сравнению с другими шахтами мои сотрудники получали гораздо больше) удалось повысить у горняков интерес к работе.
Были бы деньги, люди найдут, на что их тратить. В основном покупали дачи, машины, гаражи – для шахтёров мы даже специально построили погреба с гаражами для молодых специалистов, начальников участков и бригадиров.
– В своё время вы водили жён шахтёров на «Северной», на «Ленинке» в шахту, после чего дарили им дефицитные розы, выращенные в собственных теплицах. Зачем? Какой отклик получали от женщин?
– Я хотел, чтобы жёны понимали труд своих мужей, хотел повысить авторитет мужчин. Мы собирали жён бригадиров, одевали их в робу, вручали сапоги с портянками, надевали на них шахтёрские лампы и самоспасатели и шли по выработкам. И шли они, бедняжки, по темноте мимо конвейеров: запинались и уставали на полпути до забоя. Я делал «привал» и смеялся: «Уже наработались!» А когда заходили в забой, подводил женщин к «груди» забоя (место, где комбайн делает срезку угля), проводил по углю руками и им по щекам – раз! Они сразу превращались в шахтёров – таких же чумазых.
Помню фразу супруги Валерия Кузнецова, бригадира очистников: «Когда муж приходил из шахты, я ему постоянно говорила: «Валера, пойдём по дамбе погуляем!» Теперь я понимаю, почему он отказывался». Потом был чай, душевный разговор и, конечно, розы.
Угольщиков не хватает
– В Прокопьевске, когда вы руководили предприятием «Прокопьевскуголь», вы организовали первую в Кузбассе «найдовскую» школу – учили горных инженеров решать сложные задачи. Ваши коллеги признаются, что сейчас после такой школы человека можно было бы ставить сразу директором. Как вы считаете, чего не хватает современному образованию?
– Не хватает производственной практики. Когда я встречался со студентами, будучи директором фонда «Шахтёрская память» (фонд является учредителем стипендий лучшим горным факультетам КузГТУ, Кемеровского и Прокопьевского горных техникумов), всегда спрашивал ребят: «Как прошли каникулы? Практика?» А в ответ часто слышал: «Не удалось на курорт съездить. А на шахте собрали пару подписей, вот и вся практика». Для меня это удивительно.
Когда учился я, всё лето, начиная со 2 курса, работал горным мастером на лавном, щитовом, проходческом участках. За время учёбы у меня уже накопился стаж работы горным мастером больше года. И на «Северной», и на шахте им. В. И. Ленина, и на «Прокопьевскугле» я создавал школы резерва на выдвижение. В каждой школе было восемь-десять наиболее способных горных инженеров, с которыми я работал несколько лет, давая возможность попробовать силы на разных участках. Беседы беседами, но иногда я применял такой приём по изучению кадров: в один из летних месяцев одновременно отправлял в отпуск всех начальников участков и оставался с их заместителями. Удавалось узнавать, кто есть кто. Сейчас же не все руководители угольных компаний берут студентов на практику, не хотят создавать школу резерва и учить чему-то новому своих людей. А ведь несколько сотен горных инженеров в Кузбассе не хватает.
– Каким вы видите будущее угольного Кузбасса? Богатые месторождения угля нашли у соседей в Тыве. В прошлом году цены на уголь рухнули, отгрузить порой мы его не можем из-за трудностей с железной дорогой. Шахты становятся должниками. Что нас ждёт дальше?
– Несмотря на то, что мы в Кузбассе перестали работать на трудоёмких угольных пластах, уверен, что наш уголь никто не заменит. Хорошо, что открываются разные месторождения с разными марками угля, но нам нечего бояться: потребность в угле сохранится на долгие годы. Верю, что в будущем из него будут делать лекарства, горючее и многое другое.
Если 20 лет назад мы добывали 90 млн тонн угля в год, то сейчас почти 220 млн тонн. Кузбасс на пределе, но больше нам и не нужно. Нам нужно качество угля и его обогащение, к чему мы стремимся каждый год.
Досье
Михаил Найдов родился в 1932 году в с. Каменка Тяжинского района. Окончил Томский политехнический институт по специальности «горный инженер». С 1958 года начался его трудовой путь на шахте «Киселёвской». В 2013 году ушёл на пенсию. Десять лет возглавлял фонд «Шахтёрская память» им. В. П. Романова. Герой Кузбасса. Почётный гражданин Кемеровской области, городов Киселёвска и Междуреченска. Создатель областной шахматной федерации и организатор Кузбасского совета ветеранов угольщиков.
Пожалуйста, авторизуйтесь, для того чтобы оставить комментарийВойти
Правила комментирования
Эти несложные правила помогут Вам получать удовольствие от общения на нашем сайте!
Для того, чтобы посещение нашего сайта и впредь оставалось для Вас приятным, просим неукоснительно соблюдать правила для комментариев:
Сообщение не должно содержать более 2500 знаков (с пробелами)
Языком общения на сайте АиФ является русский язык. В обсуждении Вы можете использовать другие языки, только если уверены, что читатели смогут Вас правильно понять.
Запрещаются спам, а также реклама любых товаров и услуг, иных ресурсов, СМИ или событий, не относящихся к контексту обсуждения статьи.
Не приветствуются сообщения, не относящиеся к содержанию статьи или к контексту обсуждения.
Давайте будем уважать друг друга и сайт, на который Вы и другие читатели приходят пообщаться и высказать свои мысли. Администрация сайта оставляет за собой право удалять комментарии или часть комментариев, если они не соответствуют данным требованиям.
Редакция оставляет за собой право публикации отдельных комментариев в бумажной версии издания или в виде отдельной статьи на сайте www.aif.ru.
Если у Вас есть вопрос или предложение, отправьте сообщение для администрации сайта.
Список экспорта. Сколько Кузбасс зарабатывает на своих товарах? 
Тулеев: мировое потребление угля в будущем будет расти 
Инновации и наше будущее. Экономист – о перспективах развития области 
Председатель профсоюза – о низких зарплатах и рабском труде кузбассовцев 
«Быть шахтером – искусство». Ветеран отрасли - о труде горняка и творчестве