Чтобы сесть, нужно расчистить от ягоды место
Геннадий Гавин, 5 июля 1944 года. Письмо сестре Галине. «Шлю тебе горячий привет с Пушкинских гор. Сейчас у нас стоит тихая и знойная погода. От жары все забрались в землянку. Землянка наша маленькая, похожая на погреб, с толстой крышей, чтобы не пробило снарядом. В ней прохладно, сыро и темно. На одной стене повешены наши котелки, винтовки, ранцы, планшет. К другой стене приделаны нары. Живёт нас здесь семь человек. Из них один – повар, другой – шофёр, а остальные составляют наш топовзвод. Итак, значит, все забрались в землянку. На улице тишина: не гремят пушки, не рвутся снаряды. Тишина также и на переднем крае. Но тишина эта подозрительна. Завтра она прервётся».
Геннадий Гавин, 3 августа 1944 года. Письмо родным. «Мы сейчас находимся на отдыхе, километрах в двадцати от передовой. Стоим в большом лесу, работаем, обедаем и спим под открытым небом. Но всё-таки этому отдыху никто не рад. Скорее можно было назвать отдыхом то время, когда мы находились на передовой. Здесь начались опять занятия, различные работы и т. д. Последние бои у нас особенно были жаркие: противник закрепился на выгодном рубеже и никак не хотел отходить. Обед на наблюдательный пункт мне приходилось носить под сильным огнём.
Ещё один мой товарищ, повар, с которым я вместе носил пищу, выбыл из строя. Он был ранен прямо при мне пулей немецкого пулемётчика. Папа, вы спрашиваете, есть ли здесь фрукты? Да, есть яблоки и вишни, но, к сожалению, только одни деревья, плоды же оборвали ещё зелёными немецкие солдаты. Но зато в лесу столько ягоды черники, что, прежде чем где-нибудь сесть, нужно сначала расчистить место от ягоды, чтобы не запачкать штаны. Здесь много мирного населения, но из них мало кто говорит по-русски. Нахожусь ведь я сейчас в Латвии».
Война – обыденное дело
Виктор Найдёнов, 27 июля 1944 года. Письмо родным Юрия Никитина. «Очень трудно вам не иметь известий о Юре! Ведь он мой самый лучший друг в жизни, с которым и будущее будет вместе. Я не могу гадать, где он, но возможно, что он жив и здоров, и в нашей обстановке может случаться, что писать нельзя. Как вспоминается школа! Дни юности и детства! Я в памяти сохранил всё прошлое, как на карточке, перед глазами вы… Ваша квартира с номером тридцать девять, звонок, сделанный Юрием… Воздушка… Парта, за которой мы сидели пять лет и иногда шалили на занятиях! Мне мечтой о будущем всегда было и будет встреча с юностью, хоть и в другом виде, но я должен увидеть вас, школу, Кемерово, всех, кто меня сделал человеком.
На войне каждая минута может быть опасной, но так уже привыкли, что всё кажется обыденным и нормальным. Сейчас вот вечер, стрельба, самолёты, мины, бомбы. Сижу и пишу. Всё это не геройством уже стало. Бои идут в болотах. Успехи у нас неплохие. Помогает авиация. Получили благодарность от товарища Сталина. Правительство наградило орденом Красной Звезды и медалями. Скоро будем кончать с врагом. Этим летом, думаю, мы окончательно разгромим врага. Теперь не 1941 год, а 1944! Год побед».
Мрачная и солнечная романтика
Василий Цеханович, 2 августа 1944 года. Письмо школьной подруге. «Не лестью было моё последнее письмо тебе, в котором я восхищался твоими милыми, острыми письмами, претендующими на глубину ума и скрытое, подводное течение чувств. Именно ум, Надежда, именно яркость внутреннего мира ищу я в людях. И вот давно-давно уже жду на своём пути человека, который пусть даже на время ослепил бы меня новизной, свежестью своих желаний и мыслей, их полнотой и цельностью. Очевидно, это юношеское моё стремление к гармонии. Ведь я и на фронт шёл с точной установкой внутренне остаться тем же, кому пришла повестка из военкомата, не поддаться яду морального разложения, психического расшатывания и многим другим ужасам, которые казались мне страшнее бомбы.
И вдруг оказалось, что на фронте люди крепнут, что на фронте становятся проще, мужественнее и мудрее, что опасность только слабого делает уродом, а сильного поднимает. Да и слабый не всегда даётся на излом. Иногда с восхищением видишь, как после боя загораются огнём тусклые глаза солдата.
Надежда, на войне много страшного и много удивительного, того, что уходит в века, что люди будут по крупицам собирать после нас. Во мне накопилось столько разноречивых чувств, переживаний и мыслей, что не знаю, смогу ли переварить всё это. Что тебя интересует, Надежда? Я и в этом письме ударился в облака. Наше сегодняшнее, земное: идём на запад, роем землю, дышим порохом и смрадом пожарищ. Черноглазые латышки украшают цветами щиты орудий, повозки и даже кухни, не говоря уже о самих гвардейцах. Тут тебе и мрачная, и солнечная романтика».
«Дневник» подготовлен по материалам Государственного архива Кемеровской области.