Наш регион традиционно считают шахтёрским, и неслучайно – казалось бы, сама природа предопределила будущее нашего края. А может быть, были и другие варианты развития? О своём взгляде на историю Кемеровской области нашим читателям рассказал директор фонда «Шахтёрская память» горняк, Герой Кузбасса, полный кавалер нагрудного знака «Шахтёрская слава» Михаил НАЙДОВ.
Кузбасс – до востребования
– Михаил Иванович, сейчас приняты целые программы по перепрофилированию экономики моногородов, власти ратуют за открытие новых заводов и производств. И ведь не всегда же уголь был «нашим всем». Было у нас машиностроение, например, химия… Возможно, у Кузбасса были и другие пути развития помимо угольной промышленности, которая сейчас волею судеб всё-таки превалирует?
– Не думаю, что у Кузбасса был какой-то иной путь. Искать полезные ископаемые на территории современной Кемеровской области начали ещё в XVII веке, а в XIX точно определили, чем богата наша земля. Достаточно вспомнить Чихачёва, который в XIX веке организовал сюда 44 экспедиции! Почти 300 лет пласты угля лежали нетронутыми – до поры государству просто не нужен был уголь из Кузбасса, да и доставлять его отсюда не было возможности. Металлургия не была развита, дороги не было. Только годы спустя при строительстве железнодорожной линии от Москвы до Владивостока государству пригодился наш уголь!
А потом началось и заселение региона. На этой волне из Минской губернии в Кузбасс приехали мои предки, кузнецы и крестьяне, – строить железную дорогу. Обживались сами: на месте будущего посёлка Тяжин построили дом, сами создали село Каменка Мариинского уезда Томской губернии.
До образования Кемеровской области были ещё десятилетия (только в 30‑х годах XX века из состава Томской губернии выделилась Новосибирская область, и в 1943 – Кемеровская), а характер людей, которые здесь поселились, и их цели были уже определены: люди приехали сюда работать, создавать новую жизнь. Моя семья – не исключение: дед и отец во время коллективизации поехали строить КМК. Там закончилось строительство – поехали строить шахту «Капитальную» (будущую шахту им. Вахрушева). Люди сами себе сделали бараки и жили там до сдачи в эксплуатацию шахты, жили своим хозяйством: картошку садили, гречиху сами сеяли и молотили.
Наследие ХХ века
– Почему вы выбрали именно шахтёрскую стезю?
– А как иначе? Отец работал в шахте, дядька, все соседи вокруг были или горняками, или шахтостроителями. Да и от государства стимуляция была огромная: стипендия у студентов горного факультета была выше, зарплата шахтёров – выше, на пенсию уходили раньше, снабжение шахтёрских посёлков продовольствием лучше было на порядок. В 1947 году специально установили праздник День шахтёра, определили особое снабжение шахтёрских городов, учредили знаки отличия, а тогда за эти ордена и деньги платили. Внимание к угольной промышленности было колоссальное, шахтёром быть было почётно!
– Вы старше Кемеровской области, так что вся её история складывалась на ваших глазах. Есть какие-либо даты, которые, по вашему мнению, стоит отметить особо?
– Да, я даже в последние годы в шутку иногда подписываю письма: «Директор фонда им. Романова М. И. Найдов, который на десять лет старше Кузбасса». История Кемеровской области – это история России ХХ века, одно от другого не отделить: от начала века до 20-х годов – работа КОПИКУЗа, АИК-Кузбасс, «Кузбассугля» – начало освоения края. От 20-х до 30-х годов – работа небольших примитивных шахт с небольшой добычей. Тогда уже стало понятно, что сельское хозяйство, которое пытались развивать здесь, не приживётся – территория не подходит. А у металлургии были перспективы, но для неё нужен был уголь. В 30-х годах угля потребовалось больше – развивался КМК, страна готовилась к войне. Вот и началось строительство шахт. После войны началось восстановление народного хозяйства. И на этой волне начался расцвет угольной промышленности, повышение добычи и механизация производства. Именно в эти годы строился Кузбасс таким, каким мы его знаем – нам в наследство досталась и слава героев-шахтёров, и наш менталитет. Надеюсь, последним трагическим периодом отрасли и истории области стало разрушение угольной промышленности в конце ХХ века, начало которому было положено забастовками 1989 года.
– Проблемы переселения из ветхого жилья и с подработанных шахтами территорий, на которые идут огромные средства сегодня, тоже «наследство» ХХ века. Неужели руководство тогда не понимало, что рабочие посёлки, стихийно выстраивавшиеся возле шахт, придётся когда-то массово сносить?
– Все и всё понимали, но не до этого было: в 30-е и 40‑е годы, когда строилось большинство этих посёлков, надо было выживать. Некогда было думать о комфорте – шахту бы построить. В начале 60-х, чтобы доехать от Киселёвска до Кемерова нужно было пять-шесть часов – асфальтовых дорог не было! В школу пешком за четыре километра от дома ходили – не было автобусов. Трудно людям жилось, а некоторые и до сих пор так живут – денег не напасёшься враз и всех переселить. Один из тех бараков, которые родители строили, до сих пор стоит, ничего там не изменилось, только что водопровод появился, да телеантенна на крыше торчит, а в остальном всё то же, что и 70 лет назад.
Системные ошибки
– Одним из обязательных требований бастовавших в 1989 году шахтёров была поставка мыла. Так ли это было важно тогда?
– Мыло тогда стало символом бессилия власти, а его нехватка – отражением всех существующих в стране проблем. Шахтёры привыкли к тому, что их снабжение идёт по первому классу, а конце 80-х деньги были, а купить на них нечего было. И не было мыла, чтобы после смены помыться! Я тогда работал в крупнейшем объединении «Прокопьевскуголь», так мы для горняков скупали мыло по всем городам и весям, пока оно не закончилось. Мы надеялись, что проблему решат власти: в марте 1989 года Николай Рыжков приехал в Кузбасс, был в Прокопьевске и обещал рассмотреть проблему поставки мыла на президиуме. На это заседание смотреть стыдно было! Оказалось, что производство мыла обеспечивают четыре министерства, каждый из министров докладывает, что сделал всё возможное, чтобы устранить проблему. А мыла-то как не было, так и нет! Так что дефицит мыла стал детонатором шахтёрских забастовок.
Впрочем, этому предшествовало ещё одно важное событие: в 1988 году начались выборы директоров шахт. Это была огромная ошибка правительства – директоров шахт всегда назначали и неслучайно: в горном производстве дисциплина должна быть военная (у шахтёров и форма-то военная). А тут повыбирали неизвестно кого, началась вольница – горняки сами решили продавать уголь… Расчёты были наивные: государство будет шахты полностью снабжать, а работники – уголь продавать и прибыль оставлять себе. И поехали шахтёры из Междуреченска, Прокопьевска, Киселёвска на Дальний Восток – уголь сбывать. Стыдно вспомнить, они там цену друг другу сбивали, снижали её до минимума. Нечему удивляться, что при таком разладе к концу 90-х годов добыча угля упала до 90 млн тонн в год, были позорно закрыты шахты, разрезы, шахтостроительные тресты, горняки оставались без работы, были забастовки и сидения на рельсах… Шахты были скуплены собственниками с Урала и из Москвы.
Сейчас, с начала 2000-х годов, угольная отрасль восстанавливается, а вместе с ней благодаря тому, что губернатор стал подписывать с собственниками договоры по соцобязательствам, восстанавливается и социальная структура в Кузбассе.
– В конце 2012-го и начале этого года было несколько аварий с гибелью шахтёров. После каждой аварии проводят проверки, и каждая проверка выявляет, что сразу несколько кузбасских шахт работают с нарушениями… До следующей аварии. Почему так, а не иначе?
– Каждая крупная авария, такая, как на «Распадской», на «Ульяновской» – это системная недоработка горного надзора, причём в первую очередь тех, кто работает на предприятиях, потому что госинспектора к каждому горняку не приставишь. Если положено добывать в лаве 2 тыс. тонн в сутки, то нельзя добывать 3 тыс. тонн! Такие рекорды кровью оплачиваются. И за такие недосмотры должны отвечать и ИТР, и руководящий состав – судить за такое надо, наказывать! И создавать такую обстановку, чтобы наказание легким не было! Каждая авария – результат экономии денег, повышения добычи и нарушений правил безопасности.
– Государство много сделало для того, чтобы самосознание жителей Кузбасса развивалось именно как шахтёрское. И, может быть, пора менять мышление – уголь не вечный?
– Угля у нас больше, чем нефти – большинство месторождений ещё и не тронуто. И уголь всегда будет нужен. Сейчас мы его жжём, как ассигнации, а ведь его нужно перерабатывать – возможности этого вещества неисчерпаемы: и бензин из него можно сделать, и пудру, и лекарства. Просто нужны новые технологии, которые уже начинают развиваться в нашем регионе.
В кузбасском городе впервые за последнее столетие появилась чистая вода 
Житница или как? 
Новые «угольные» горизонты 
Какие угрозы таят опустевшие недра?