В минувшие выходные Новокузнецк отметил 396 лет. Пока народ гулял, любуясь на новый фонтан и арт-сквер, в городе «родился» 43-й почётный гражданин. Легендарный шахтёр Виктор Бовт в 60‑е годы ковал трудовые победы и стоял у истоков движения бригад-миллионеров. Легендарный шахтёр Виктор Бовт стал свидетелем двух революций в угольной отрасли. О первой, когда с кайла и лопаты шахтёры перешли на комбайны, он отзывается с восторгом. А о второй, когда родина отдала шахты хозяевам, и вспоминать не хочет.
«Заразный» дух соревнований
Анна Иванова, «АиФ-Кузбасс»:– Виктор Григорьевич, к вашим многочисленным наградам, преимущественно полученным в советское время, добавилась ещё одна – звание почётного гражданина Новокузнецка. Представители вашей профессии получают сейчас высокие награды и на более высоком уровне: например, в прошлом году бригадир Владимир Мельник стал Героем труда России. В чём, по-вашему, отличие званий, заработанных в советской и новой России?
Как собрать её, повести, воодушевить на работу – это другой вопрос. Но всё равно работали-то они. И если люди, принимавшие решение о награждении, подумали не о Бовте, а о том, что был такой коллектив, то я им очень благодарен. В нашу бригаду пришельцы со стороны не попадали. Устраивались на работу не просто знакомые, а люди, за которых мог кто-то поручиться.
Например, в семьях шахтёров подрастали дети, сын к отцу в шахту попросился. «Веди сына, но ты за него отвечаешь, – говорил я отцу. – И если он подведёт, тебе будет стыд и позор. Не будет работать как надо – пощады не жди. Да ты и сам его не будешь терпеть, т. к. он всех подводит». Вот такой жёсткий отбор. Поэтому, когда шли на рекорд, не было таких работников в бригаде, кто бы сказал, что ему это не надо. Все, кто попадал в ту атмосферу коллектива, сразу заражались соревновательным духом.
– Вы родились и закончили школу в Новосибирской области, в Кулунде. А потом переехали в Новокузнецк. Сегодня же, наоборот, почти половина новокузнецких выпускников уезжает из города. Что вам дал Новокузнецк и почему вы выбрали его?
– Попал сюда по распределению из Прокопьевска. Хотя оба города тогда были похожи, но Новокузнецк был побольше, перспективнее. И сейчас, куда бы я ни приезжал, всем говорю, что Новокузнецк для меня – лучший город, он родной. Мне он нравится. Вот Новосибирск, казалось бы, должен быть роднее, ведь я из тех краёв приехал, там вся родня живёт. Но не нравится он мне, какой-то громоздкий. Здесь же всё на виду, всё мне знакомо, здесь меня многие знают.
И это важно, потому что возвращаешься не в пустоту, а домой, где тебя ждут и помнят, где прислушиваются к твоему мнению. Например, в 2007 г., когда исполнилось десять лет после аварии на «Зыряновской», мы встретились с коллегами, выпили, погоревали, поговорили о новом храме, строительство которого всё никак не могло завершиться. Решили написать письмо губернатору, приложили к нему тетрадь с 1500 подписями. Что там дальше происходило, не знаю. Но строительство возобновилось, обещали построить шахтёрский храм за четыре года – и сделали.
Ради чего трудились?
– Почему вы, выходец из крестьянской семьи, променяли сельский комбайн на горняцкий?
– Это была престижная профессия. Ценилось то, в чьей бригаде работает шахтёр. Скажем, знакомились горняки, и первый вопрос был: ты в какой бригаде? Скажет, у Володи Бардышева, Егора Дроздецкого или Петра Фролова – значит, тебе есть цена, ты уважаемый человек. Тогда было всесоюзное соревнование, мы следили за успехами не только кузбассовцев, но и донбассовцев, знали имена всех ударников, кто сколько добыл в прошлом месяце. И наша задача была – тянуться к этим успехам.
Ради чего? Да, нам хорошо платили, но не заработки стояли во главе угла. Было моральное удовлетворение от того, что вкладываем свой труд в процветание страны. Рекордсменов показывали по телевидению, о них писали статьи в газетах. Приходит отец-ударник домой и детям говорит: «Сегодня нас будут показывать». А завтра одноклассники ребёнку расскажут, что видели его папку в новостях. Разве это не стимул? Важно именно моральное признание! А сейчас не знаю, есть такое или нет. Есть рекорды, но они по-другому проходят. Этот дух профессии начал рассеиваться в революционные 90-е – иначе и не назовёшь, тогда на передний план вышли совсем другие ценности.
– В 90-е зарплату шахтёрам выдавали бытовой техникой. Помню, и первый видеомагнитофон в классе, и заграничная одежда были у подружки, чей папа работал на шахте. Нам, детям, эти «богатства» казались верхом престижа. А что вас не устраивало?
– Ну, про зарплату – это преувеличение. Давали талоны на покупку техники, ведь в магазинах её было не купить. У нас в семье трое работали на шахте – я, жена и сын. И те три холодильника, купленные на талоны, до сих пор стоят дома. Но до такой гадости, чтобы давать зарплату техникой, не доходило. Меня многое не устраивало.
На поверхность вылезла масса людей, которые толком не работали. Создавались рабочие комитеты. В них попадали не те мужики, у которых есть мозги, а те, кто брал горлом. Приходит такой горлопан к директору и говорит: «Запрещаю отгружать уголь». А ты подумал, за что ты деньги получать будешь? Этой мути, грязи было так много, что вспоминать не хочется.
Новая жизнь, новый уклад – всё было не то! Ни я, ни сын не восприняли эту революцию. В августе 1997 г. я написал заявление и ушёл на пенсию. А сын нашёл работу в Канаде, не по специальности, сейчас там живёт. Может, громко это будет сказано: я проработал на одной шахте и на одном участке 33 года, и в сознании у меня закрепилось, что мы работаем на благо родины, а на частника, на хозяина я не хочу работать. Мне было 57 лет, мог ещё поработать, но принципиально не стал портить трудовую книжку.
«Протоптали лыжню» для потомков
– Два года подряд кузбасские шахтёры бьют исторический рекорд – добывают больше 200 млн тонн в год. Профессия, пережив революцию, продолжает жить. Как вы считаете, что хорошего осталось на шахтах?
Помню, как мужики-алтайцы, не очень грамотные, привыкшие работать топором и лопатой, возражали против железных крепей: «Зачем нам железо? Оно ломается. А я топор наточил, я в нём уверен». Т. е. был совершенно другой образ мышления, который пришлось побороть и тем самым «протоптать лыжню» для потомков, для современных рекордов. Новое техническое мышление сохранилось и развивается. Только, к сожалению, былой престиж профессии утрачен. На первом месте не человек, а деньги. Хорошо было бы вернуть соревновательный дух и внимание к работягам, то чувство защищённости, какое было у нас.