Дмитрий Функ |
Но в то же время именно фольклор является наилучшим свидетельством общности путей развития человечества, наличия сходных представлений о добре и зле, верности и предательстве, героизме и трусости, любви и ненависти, свидетельством существования единых архетипических представлений о мироздании, считает Дмитрий ФУНК, профессор, доктор исторических наук, заведующий кафедрой этнологии исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Фольклор шорцев и телеутов не является исключением.
Сходства и различия
– Дмитрий Анатольевич, узнавая о мифах и фольклоре вообще, часто приходится слышать, что все истории разных народов похожи. Но хочется верить, что наши уникальны… Так ли это?
– Безусловно, фольклор шорцев и телеутов очень органично вписан в мировой. В нём есть жанры, которые можно отнести к эпосу (героический эпос, но также и сказки, легенды, предания, разного типа сказания, в том числе и мифологические, и все разновидности малых жанров фольклора – пословицы, поговорки, загадки), лирике (песенный фольклор) и драме (это, прежде всего, ритуальная практика – и на бытовом уровне, и профессиональная, шаманская). В этом фольклор шорцев и телеутов весьма близок к мировым аналогам, что связано с особенностями этнической истории и длительного, многовекового проживания этих народов и их предков на соседних территориях или даже чересполосно.
Вместе с тем в фольклоре кузбасских коренных народов есть и некая культурная специфика. Фольклор шорцев, что отметили исследователи больше полувека тому назад, состоит из двух существенно различающихся частей. Первая часть – фольклор, отражающий жизнь, язык, представления таёжных охотников, рыболовов и собирателей. Чего стоит хотя бы такая шорская поговорка: «Молоком ребёнка не корми! Молоко для таёжного человека разве пища?!» Вторая часть – героический эпос о степных ханах, воителях, богатырях, владеющих подданным народом, слугами, рабами и «счёту не поддающимися» стадами скота. Поскольку современные телеуты в большей степени являются наследниками степных кочевников, то в их фольклоре такого рода разграничительная линия практически не прослеживается.
– А насколько близки, если говорить именно о фольклоре, шорский и телеутский народы? Чем?
– К сожалению, к моменту начала целенаправленной записи образцов фольклора у шорцев и телеутов их традиции уже утратили не просто некую специфику (традициям вообще свойственно изменяться, в этом залог их устойчивости), но целые жанры. Когда я начал свои полевые исследования в Кузбассе (а это было в самом начале 80-х гг.), у телеутов уже не оставалось практикующих сказителей – исполнителей героического эпоса, в то время как у шорцев их было тогда не менее полутора-двух десятков человек. В российских архивах сохранились записи всего буквально десятка телеутских эпических сказаний о богатырях, шорский же эпос зафиксирован довольно неплохо.
Прямо противоположная картина – с песенной лирикой. Если у шорцев она представлена довольно скупо, да и число мелодий невелико, то у телеутов не просто количество записанных песен исчисляется сотнями текстов, но при этом (пожалуй, как нигде более на Саяно-Алтае) каждая разновидность песен имела свой, традиционный и легко узнаваемый напев. Это были песни лирические, частушки, игровые, колядки, колыбельные, свадебные, шуточные, хвалебные, исторические, протяжные и печальные песни, а также христианские песнопения на библейские сюжеты и погребально-поминальная причеть.
Связь с жизнью
– Как эпос отражал реальную жизнь людей? Можно ли по нему понять, чем жили шорцы и телеуты? Какие события у них происходили? С кем они общались?
– Героический эпос у разных народов мира различается, и порой весьма существенно, в том, насколько в нём отражается история, быт и культура народа, у которого этот эпос сейчас бытует. Где-то больше мифологических черт, где-то волшебно-фантастических, где-то собственно исторических. В этом есть значительная доля правды. Здесь нет названий народов, нет пространственной локализации (в привычном нам смысле), нет имён исторических персонажей (или кажется, что нет), нет описаний каких-то реальных битв, о которых нам известно из исторических письменных источников, здесь даже картина мира иная, она не во всём сходна, скажем, с шаманской космологией... Всё так, но это всё – лишь часть правды.
Этот эпос, безусловно, историчен, но в ином: при кажущейся внеисторичности и вневременности он во всех случаях воспринимается именно как повествование «о наших предках» – так и только так воспринимают его слушатели шорцы, хакасы, алтайцы, якуты, буряты, монголы. Этот эпос историчен в описании конфликтов и их причин, в описании способов решения этих конфликтов, порой он детально точен в описании воинского снаряжения, которого в этнографической действительности не существует вот уже несколько столетий. Что же касается имён персонажей, то и здесь не всё однозначно: в шорском эпосе, например, среди сотен имён ханов и богатырей нет-нет да и попадаются имена знаменитых степных воителей средневековья, как, например имя Чакатый-монг (Чагатай - это имя носил один из сыновей Чингисхана).– Испытывал ли шорский фольклор влияние других культур? Насколько сильное действие оказала русская культура?
– Шорский эпос, как и эпос телеутов, испытал существенное влияние самых разных культур, в том числе и русской. Целый ряд терминов в эпическом языке - русского происхождения. Это и остол (стол), и почке (бочка), и парата (ворота), и полштоп (полуштоф), и картус (картуз), и даже крест: богатырь проезжает в поисках суженой всю землю «крест-накрест», да и горные вершины порой оказываются в сказаниях с одним или даже двумя крестами – впрочем, здесь, скорее всего, речь идёт о форме вершины, о количестве видимых её граней.
Просто, но злободневно
– Наиболее ярким, известным и при этом наиболее монументальным жанром фольклора – жанром, язык которого являл своего рода высшую, можно сказать, литературную форму языка, был героический эпос. Каковы его основные сюжеты, герои? Чему он учит?
– Кажущаяся тематическая простота с лихвой компенсируется двумя важными свойствами эпоса. Во-первых, эти две темы – о самом важном в жизни человека, о создании своей семьи и о защите своей земли, своей собственности. Ничего более актуального человечество не могло придумать в течение нескольких тысячелетий своей истории. Во-вторых, эти две темы реализуются с помощью такого количества мотивов, которое ещё никому в мировой фольклористике не удалось подсчитать. И именно это вместе со способностью некоторых наиболее талантливых сказителей к импровизации позволяло многим из них иметь в своём репертуаре более сотни эпических сказаний. Почти все эти сказания передавались из поколения в поколение и имели довольно устойчивые сюжеты. Порой такого рода генеалогии сказаний мы можем проследить на протяжении нескольких столетий. Например, трёхчасовое сказание «Кыдат-Хан», которое я записал в 1985 г. от Анатолия Напазакова. А он перенял его от кайчи Павла Токмагашева (1906–1979), который исполнял этот эпос в традиционной манере в течение 12 часов. Токмагашев, в свою очередь, слышал сказание от своего ровесника, кайчи Павла Кыдыякова (1908–1970). Кыдыяков перенял сказание в детстве от легендарного кайчи Пашке, Павла Кузьмина (1830–1920-е гг.), который, как утверждает традиция, исполнял этот эпос трое суток и от которого шорский эпос вообще был впервые записан учёными, - это было в 1861 году.
– Есть ли у вас особенно любимое сказание?
– Таких у меня много. Одно из самых ярких и сложных по хитросплетениям сюжета – сказание под названием «Сорокагрудая Кыдай-Арыг», повествующее о девушке-богатырке, ставшей мужчиной-богатырём. Ближайшую, практически полную параллель этому сказанию я недавно обнаружил в фольклоре крымских татар.
– Появляются ли сейчас новые сказания (легенды)? Как вы думаете, весь ли шорский и телеутский фольклор записан? Есть ли для исследователей ещё работа?
– Не уверен, что шорская или телеутская эпические традиции вдруг смогут возродиться (хотя очень надеюсь на это), но в любом случае я уверен, что введение этой составляющей культуры в научный оборот, причём именно в виде электронных баз данных, – это одна из самых актуальных на сегодня задач и фольклористики, и лингвистики. Лишь имея в своём распоряжении массовый, максимально репрезентативный материал, мы сможем максимально адекватно понять этот культурный феномен.